БОЛЬШОЕ КОШАЧЬЕ СЧАСТЬЕ

Мурка. Какая была...

Был июль. И была война. А ещё была Мурка. Просто кошка. Которая знала, что такое война. Довелось ей услышать взрывы, много взрывов — как в отдалении, так и рядом.

Вот ведь как случилось. В той, ещё мирной жизни Мурка очень боялась, когда где-то, даже далеко производили салюты, — она опрометью бросалась в дальнюю комнату той квартиры, где проживала со своими близкими ей людьми — её хозяевами. Убегала, как только начинало «бахать», и забивалась под кровать...

Другое дело сейчас, когда шла война. Первый взрыв мины, случившийся рядом с лоджией, где она лежала, напугал ещё больше. Потом была дача, где она вместе с хозяевами скрывалась от войны. Это так она думала, что скрывалась, на самом деле война шла совсем рядом. И день и ночь гремела канонада — то гаубицы, то миномёты, то «Грады», а то и танки «ухали» и «ахали» совсем рядом. Мурка уже научилась различать, из какого вида тяжёлого вооружения стреляют. Ведь, когда в течение двух месяцев летят снаряды и мины, можно научиться определять, из чего стреляют, и даже — кто это делает...

Но вот что интересно. Кошка перестала бояться. Она уже не реагировала на эти боевые шумы, не обращала на них никакого внимания. «Ко всему привыкают не только люди, но и животные тоже», — думала Мурка. Главное, смертельные снаряды рядом не падали, хотя и пролетали недалеко, а то и совсем близко. «Ну, подумаешь, упали, там, пару раз мины на сосeдские дачи, — надо всё воспринимать философски», — мыслила Мурка.

«Питание-то неплохое, рядом целая «бригада» дачных кошек обитает, тоже кормятся у моих хозяев». — «Ну, что же, хотя иной раз и ревность подкатывает, но всё же — пусть кушают: и Фёдор (такой молодой, ласковый к людям кот песочного окраса), и Вован (а этот весь белый, жадный, всё время отнимаeт у других пищу, так и нoровит лапой по морде стукнуть при этом), да и Ирокезы — четыре маленьких рыженьких котёнка с их мамашей по имени Блонди (такая несчастная, вся из себя, белая, с противным скрипучим голосом, с половиной хвоста, вечно голодная, но весьма заботливая мать), и даже кошка Маруся (она же — Пятнашка, с отсутствующим кусочком уха) с её время от времени забегающими на участок отпрысками...

Так и жили, слушали, — и Мурка, и вся остальная кошачая «братия» — постоянный «бомбаж» и обсуждения всё время ухудшающейся ситуации в родном Луганске и окрестностях рядом находящимися луганчанами-дачниками.

И никак не предполагала где-то балованная «харчами» городская кошка, что может произойти дальше. А случилось наихудшее — хозяева срочно покинули и дачу, и свою кошку (уж так сложились обстоятельства, Мурка назвала их «форс-мажорными»). Нет, они и корм оставили соседям, которые не могли уехать, и просили посмотреть за своей красавицей. Никто не предполагал, что этот самый «форс-мажор» растянется надолго, до холодов, и что дачники, планировавшие остаться на зиму (уже и дрова заготовили), из-за отсутствия света и приближения впритык боевых действий (вот и на Бахмутке вовсю стрелять начали...), вынуждены будут покинуть свои «зимовки».

И наступили голодные и холодные будни. Не сразу, конечно. Марина и Миша заботились, питание выставляли всем кошкам регулярно, в дом запускали Мурку, она там и на диване могла поваляться, скрипя сердце, — фотографировалась с Ирокезами и Вованом (похудела сильно, весь городской лоск домашней кошки сник), — а вдруг пошлют фотографии по Интернету её хозяевам? Время от времени ходила «вкусить» чего-то к Александру Андреевичу, к Антонине и Игорю — соседям по даче. Да и хозяева прислали Марине и Мише через «Новую почту» целую коробку кошачьего корма. «Жить, как говорится, — можно», — размечталась кошка...

Но случилось, как сказано, — непредвиденное. Марина и Миша поехали в Луганск, где и «застряли» — перекрыли дорогу на Бахмутском шляху, развязались там бои за 32-й блок-пост, вошли люди в камуфляже без опознавательных знаков с автоматами в Зимогорье, Славяносербск. Техники нагнали — «спасу нет!» Какая там дача! Да и свет то есть, то нет, а уже холодновато стало, вот и минус девять! Дед Груша, на даче ещё обитавший, одно время подкармливал всю кошачью ватагу, и Мурку тоже.

Но и он покинул свою дачу. Вот это и был настоящий голод. Кошачья молодёжь гонялась и отлавливала мышей, а что делать одиннадцатилетней старушке Муре? Прыть уже не та, старые городские привычки получать хорошее питание подавляли рвение и желание искать, мчаться за мышами и мышатами. Пришлось голодать... «И ни тепла тебе, ни уюта, ни вкусной почки. Без мoлока также, — так и помереть можно», — грустные мысли ещё больше усугубляли нервно-психическое состояние Мурки.

И вот к уже отчаявшейся кошке вдруг вернулись Миша и Марина. На Бахмутке стреляли «Грады», «бахало» в Трёхизбенке, Крымском, близко расположенном Славяносербске... Миша и Марина позвали кошку, погрузили её в машину, направились в Луганск.

Всё время следования она не издала ни одного звука, всё ещё сомневаясь в том, что, наконец, весь этот ужас позади. И что дальше? А дальше — Мурку принял вышедший навстречу Евгений, сын хозяев, поместил за пазуху. И тут-то до неё «дошло», что она спасена, что вот-вот вернётся всё близкое и родное, и она... замурлыкала во весь свой кошачий голос! А, когда её доставили в дом в Каменном Брoде, где она никогда не бывала, но где жили хорошо знакомые ей люди — Ира и пятилетний мальчик Даня, она «запела» ещё громче. Это было самое настоящее кошачье счастье. Это был гимн восторга! «Жизнь продолжается!» — подумала Мурка.

И действительно, всё было прекрасно! Тепло, сразу дали корм (кушать, кстати, стала уже и кашу, и макароны!), потом она спала. Поест и спит... А на ночь пришла к Дане, ему она рассказывала подробно, как ей было плохо в последние эти дни — голодно без них, родных и любимых, без уюта и человеческого отношения! Потом они вместе спали, и в полнoй тишинe, когда не было уже разрывов снарядов, Мурке снилось голубое небо, никаких тревог и волнений, и то, что случилось сейчас, — самый настоящий подарок судьбы! Большое кошачье счастье!