
— Вы представьте — XII век, Европа только выступает в крестовые походы, а здесь живёт человек, пишущий о царстве всеобщей справедливости. Его Фархад — каменотёс, истины провозглашает старик, что лепит и обжигает кирпич, простая старуха говорит правду царю. В нашем городе его знают все — и стар, и млад, — Акип Аликперов, первый секретарь Кировабадского горкома комсомола говорил с горячностью, будто речь шла о событиях, происходивших на прошлой неделе.
— В нашем городе он прожил всю жизнь — ведь Низами Гянджави и значит Низами из Гянджи. Его приглашали ко дворам ханов и вельмож, а он говорил: «Лучше есть овсяный хлеб, но быть тигром своего дома, чем есть сдобный хлеб и быть кошкой чужого стола». А сколько он знал языков! Фарси, арабский, грузинский, армянский... Знал философию, астрономию, медицину. Он был светочем для целой плеяды восточных поэтов — вариации на сюжет его «Лейли и Меджнуна» писали более сорока из них.
Потом мы ходили по городу, и это ощущение не пропадало — с Низами мы случайно разминулись, его только что видели здесь...
Он мог только что выйти

Её имя носит теперь педагогическое училище. Директор Таисия Мамедовна Агаджанова рассказывает о Мехсети и показывает её музей. Пару лет назад музея не существовало — в
Сквер на берегу Гянджачая. Необычный памятник. Автор — молодой скульптор Шариф Шарифов, лауреат премии Ленинского комсомола Азербайджана. Пять родников (по числу знаменитых поэм Низами) и пять белых башен — по ним резьба: верблюды шествуют, унося на себе поэтических героев, вспархивают совсем живые птицы. Рядом стоят Меджнун и Лейли — совсем дети, совершенно беззащитные, как все влюблённые. Но на сей раз ничего плохого не случится — в нескольких шагах позади — их создатель, живой, стремительный, в развевающемся, на ветру бьющемся зелёном бронзовом плаще.
Сквер на берегу Гянджачая. Необычный памятник. Автор — молодой скульптор Шариф Шарифов, лауреат премии Ленинского комсомола Азербайджана. Пять родников (по числу знаменитых поэм Низами) и пять белых башен — по ним резьба: верблюды шествуют, унося на себе поэтических героев, вспархивают совсем живые птицы. Рядом стоят Меджнун и Лейли — совсем дети, совершенно беззащитные, как все влюблённые. Но на сей раз ничего плохого не случится — в нескольких шагах позади — их создатель, живой, стремительный, в развевающемся, на ветру бьющемся зелёном бронзовом плаще.
Была ранняя весна — из земли показались бутоны нарциссов и первые алые листья проклюнулись на кустах роз. О такой же ранней весне писал Низами — так хорошо на воле, что в школе не усидеть, и разозлённый учитель носится по саду за сбежавшими мальчишками с «кровожадным» прутом в руке...
Мы ездили и бродили по чистым и тихим улицам Кировабада — прежней древней Гянджи. Здесь, по Великому Шёлковому пути проходили не только хитроумные купцы — Александр Македонский, римские легионы, Тимур. Сколько раз город сметали с лица земли, но он продолжал жить, и жили в нём мудрецы и поэты. Есть только жизнь. Поэты бессмертны!
2. 4. 1982 г.